"Галактика-мир". Многопрофильный любительский клуб

Представляю Вашему вниманию отрывок из своего романа...
Время действия всего произведения укладывается в 1897-1922 годы.
Место действия - Россия...
Но... Предупреждаю:
РОМАН - НЕ О "ПОЛИТИКЕ", А О ЛЮДЯХ.
О людях, которые всегда оставались людьми - даже если на первый взгляд это было невозможно...
О людях - и, конечно, о любви...

В книге будут чередоваться главы от первого и третьего лица - они будут представлять происходящее в жизнях и мыслях разных героев.

-------------------------------------------------------------------------------------
1897 г. Детство

Начать всю эту историю я хотела бы со своего десятилетия… Как потом оказалось, именно тогда была решена вся моя дальнейшая жизнь. Со многими из близких мне людей на самом деле я встретилась благодаря институту, куда поступила через год, но как же я попала туда?
Я, Евгения Макарова, родилась в небогатой дворянской семье и все первые десять лет жизни провела в нашем имении в Вологодской губернии… Впрочем, можно ли тогда было называть имением оставшийся нам крохотный кусочек земли? Да, в те годы и дом, в котором «барской» семье были отведены четыре комнаты, вовсе не считался большим..

***
Пожалуй, только тех моих предков, кто жил в первой половине прошлого века, и можно отнести к «классическим помещикам», которых описывали в своих произведениях Пушкин и Гоголь… Но - у кого как, но наша семья обеднела отнюдь не из-за пристрастия к картам.
Не все дворянские имения на самом деле были «сельскохозяйственными», как часто обобщенно представляется нам теперь… Вот и «мое» родное, большую часть которого некогда занимали леса, куплено было когда-то - как уже второе у семьи - для охоты. А после, когда стало на деле меньше возможностей для развлечений и больше необходимости зарабатывать, пришла естественная мысль – раз много деревьев, лесом можно торговать… Однако, хотя и был построен большой дом, навещали его «всем вместе» не так уж часто.
Это мысль оказалась спасительной после, когда на «главное» поместье обрушилось несчастье – эпидемия холеры, которая не только унесла жизнь самого моего прадедушки, его матери и одной из старших дочерей, но и опустошила деревни… Так эти земли пришлось продавать – потери казались невосполнимыми – и перебираться в вологодское имение, сделав лесопилки главным источником существования…
Так было в течение всей дедушкиной жизни. В семье подрастали двое сыновей и дочери… Вроде бы все налаживалось и здесь. Как и полагалось, после дедушки семейное «дело» должно было целиком перейти старшему сыну, а после – его детям, отцу же, по его мысли, следовало делать военную карьеру… И образование братья получили соответствующее.
И кто бы мог тогда предположить, что дядя, на которого родители возлагали все надежды, погибнет в турецкую войну, а отец как раз почему-то должен будет уйти с военной службы, не получив сколько-нибудь «приличного» чина? Но случилось все именно так!
Родители – наши бабушка и дедушка по отцовской линии – тоже очень скоро ушли из жизни, так и не оправившись от горя. А лесопилки между тем отходили молодой невестке и маленьким внукам… Вместе же с ними – и большая часть земли – это постарался ее отец, бывший известным адвокатом.
Отцу оставался дом и поля – которые никогда раньше толком не возделывались… А между тем предстояло не только создать свою собственную семью, но и выдать замуж родных сестер, да еще, спустя несколько лет, воспитать и двоюродную – сироту, тоже попавшую в дом… Вот только где было взять тогда силы, средства и знания, чтобы что-то вырастить и продавать?
Поэтому ничего почти не оставалось, как разделить свои земли на небольшие кусочки, понастроить легких летних особнячков и сдавать их дачникам – в основном, конечно, жителям Вологды, став самому как бы главой этого поселка… Наша же семья перебралась из порядком уже обветшавшего большого дома в тот самый флигель их четырех хозяйских комнат. Вышли замуж сестры, сам отец женился, пошли дети…

***
Тогда, в 1897-м оду, наша семья состояла из шести человек – меня, отца, двух моих старших братьев Леши и Миши, и младшей сестры.
Мама… Мое первое и последнее воспоминание о ней – в три года. Конечно, мама не могла не быть красавицей ни по нашему детскому, ни по отцовскому мнению… Все у нее казалось аккуратно маленьким и изящным – кисти рук, ноги, черты лица. И тогда, и потом все говорили, что я, хоть и «чуть крупнее», очень похожа на нее – теми же каштановыми волосами и зелеными глазами, а не на светло-русого и голубоглазого отца. В моей памяти она может только очаровательно улыбаться – как может улыбаться женщина, ожидающая ребенка.
На немногих оставшихся фотографиях мама и очень стройная – но такой мне уже не пришлось толком увидеть и запомнить ее. При приближении к последнему своему, четвертому «разрешению» она, конечно, совсем отселилась от нас в спальню… и умерла на следующий день после появления на свет Маши.
Очень часто, как известно, мужчины-вдовцы, оставаясь с маленькими детьми, болезненно привязываются к ним и балуют – как дорогими вещами и игрушками, так и, главное, своим вниманием, временем… Не так было в нашей семье.
Скорее всего, именно постигшее нас несчастье и послужило причиной папиного отдаления от нас, детей. Конечно, он старался, как только мог, но так и остался на всю жизнь больше формальным главой семьи, чем … если не другом, то хотя бы и старшим, но товарищем нам. С мальчиками было еще нормально, пожалуй, но… Я до боли похожа на мать внешне, Маша – об этом не стоит и говорить, пожалуй…
Наверное, поэтому всю взрослую жизнь я старалась выстраивать в первую очередь товарищеские отношения с детьми – те, которых не хватало мне…
Еще в доме жила Аня – та самая двоюродная сестра отца, она давала нам уроки, была вместо гувернантки… В то время ей самой было еще только двадцать лет. И вот с ней-то мы как раз и стали почти подругами…
Дачники, а значит, и те их дети, что были мне ровесниками, приезжали к нам только на лето, но проблем с общением у меня не было. Я проводила все свободное время с братьями, привыкла играть в их игры… А что до обыкновенных девичьих с куклами – чем дальше, тем меньше меня они занимали, не потому лишь, что я становилась старше. Дольше – вплоть до старших классов института – продержалось увлечение куклами бумажными. Правда, и тогда интересно было больше нарисовать наряд, а не играть…
А пока… В игре я сначала научилась хорошо плавать, потом ездить верхом и даже фехтовать… А ведь тогда нельзя было и представить себе, насколько все это пригодится мне лет через двадцать! Это было тогда для меня лишь игрой, к которой я имела пристрастие сама…Верно, не случайно меня все-таки назвали Женей – именем и для девочек, и для мальчиков.
И читать я предпочитала их книги – Жюля Верна, Майн Рида, Купера… К нам в дом они обыкновенно попадали в качестве приложений к журналам «Природа и люди» и «Нива», тоже мною любимым… А что же было еще читать, с другой стороны? Из сказок я выросла. «Детские» повести, те, которые только издавались в то время и доходили при этом до наших краев, были лишь тоскливо-нравоучительны, с одними и теми же сюжетами, Лидия Чарская – презираемая теперь, для того времени она будет все-таки шагом вперед - стала кумиром девочек моего возраста только через десять лет, а пока еще даже не начала печататься… Вот и оставались лишь зарубежные приключенческие романы, да еще, пожалуй, произведения «взрослых» писателей об их детстве… Поэзия? Я любила читать стихи Лермонтова и Некрасова, но делала это не очень часто…
Конечно, я терпеть не могла всех так называемых девичьих занятий – шитья, вышивания, танцев, игры на фортепьяно, предпочитая читать или рисовать… Последнее – то есть рисование – было для меня особенным делом. В живописи я предпочитала изображать людей и животных, что-нибудь архитектурное, а не «природные» пейзажи и цветы (последнее тогда еще не могла оценить). Еще до начала серьезной учебы были перепробованы многие материалы и техники – уголь, сепии, пастель и акварель… Единственным, за что я долго в своей жизни не бралась, была масляная живопись.
Шитье и вышивание я долго заменяла для себя лепкой из глины и склеиванием из бумаги разных моделей-игрушек… А из "научных" предметов была больше всего увлечена историей и естествознанием. Моя юная «тетя-гувернантка» очень хорошо умела не превращать их в зубрежку, эти уроки порой «растворялись» в чтении и прогулках…
Я была искренне благодарна Ане за то, что она, прекрасно понимая меня, больше занималась со мной настоящими, а не светскими науками… И отец – тогда еще - ничуть против этого не возражал, считая нормальным для меня даже и посвятить какой-нибудь науке, а не «удачному замужеству», всю жизнь…
И такой моей хорошей жизни как раз тогда, в 1897-м, пришел конец… Начать с того, что поступил в кадетский корпус и уехал брат Миша, с которым мы были погодками и с которым я была особенно дружна. Осталась сестра Маша, которую я, конечно, любила, но… Она младше меня на три года, и все мысли и интересы у нее еще детские… А еще – она тогда была «обычной» девочкой, обожающей больше всего музыку и танцы.

Замечательно. Стиль у Вас хороший.
Правда, необычно время действия. Почему именно такое?

Будет ли продолжение?

И есть ли у Вас ещё что-нибудь?

Продолжение есть... И много. Пишу уже год, а до конца далеко...
А про время действия...
Во-первых, свою относительно серьезную литературную деятельность я начинала с детективных повестей, действие которых современно. Но завязка последней из них как раз была отнесена к началу века - те же старинные усадьбы и действия предков нескольких главных героев в годы Гражданской войны... А потом оказалось, что едва ли получится впихнуть историю-завязку в одну из последних глав повести, читатели которой будут следить лишь за "экшоном" - а ведь задумка представлялась слишком серьезной, чтобы просто бросить ее... Вот отсюда и идея развернуть ее в целую книгу.
Во-вторых - может, это конечно, несерьезно - но это связано с моей любовью к стилю Модерн - стилю этой эпохи.

_________________
To strive, to seek, to find and not to yield

Вы молодец.

А мы с Вами, смотрю, земляки.

Да и в самих Химках у меня родня.

_________________
«Счастье надо создавать своими руками»
(А. Грин, «Алые паруса»)

1897 г. Глава первая

То, что старший из детей Зайцевых Анатолий когда-нибудь станет управляющим большого имения князей Липецких, заменив своего отца – это всем казалось естественным. Таким же естественным, как даже и то, что императорский трон после кончины Александра III «Миротворца» перешел к его старшему сыну наследнику Николаю Александровичу. В представлении всех знакомых такая иерархия и была – царская династия Романовых, княжеская – Липецких и династия управляющих – Зайцевы.
При этом ни родители, ни дети в этой семье не могли с уверенностью сказать «кто мы». В начале девятнадцатого у всех окрестных помещиков имениями управляли в основном приезжие немцы. Далеко не всегда хозяева проверяли при найме их знания и умения, а потому и дела у них складывались хорошо. И даже «настоящие» специалисты не всегда удерживались от воровства и обмана, причем сразу двух сторон – и хозяина, и крестьян.
Дед же нынешнего владельца имения Юрия Николаевича в свое время долго выбирал на такую ответственную должность и выбрал наконец человека из «народа». Почти никто не верил в разумность такого решения, но оно и оказалось единственно верным…
Переходило по наследству хозяйство, переходила и должность – от первого управляющего Зайцева к его сыну, а затем ко внуку… На самом деле семья уже давно не считалась крестьянской, а Алексей Константинович – отец старшего, Анатолия и младшего, Леонида… Он вообще получил дворянство – вместе с Георгиевским крестом и наградной саблей, участвуя в русско-турецкой войне. Не очень его привлекали на самом деле идеалы освобождения «братьев-болгар» - просто казалась скучной поначалу жизнь управляющего, а вот военная карьера… Разве же еще однажды может представиться такой шанс?
Уже только на месте он узнал, что такое на самом деле война. Воспоминания остались такими тяжелыми, что даже не вызывали теперь желания делиться рассказами «о доблести, о подвигах, о славе» с детьми… Впрочем, многое из случавшегося в бою воспринималось теперь как справедливая расплата за вспыхнувшие было бессердечность и карьеризм.
Может быть, поэтому и получение дворянства не повлекло за собой никаких особенных перемен в повседневной жизни семьи… Через несколько лет после возвращения старший Зайцев женился – «всего-навсего», как сокрушались родители – на ключнице усадебного дома…
Для старших их своеобразная полудворянско-полукрестьянская жизнь была нормальной. А вот Леонид (он с детства не любил почему-то сокращенную форму «Леня») всегда переживал в душе – из-за той самой «подвешенности» семьи ему обычно было сложно найти себе друзей среди сверстников. Дети крестьян и «дворовых» сами сторонились его – по многим непонятным причинам, в том числе из-за его любви к чтению…
Этого десятилетнего мальчика не стоило, однако, считать вундеркиндом. Тогда ведь неинтересными казались не научные книги и не «настоящая» проза, а приключения и рассказы из военной истории… Пожалуй, особенно последние. Все деяния, все подвиги, даже все размышления героев прошлого были близкими и понятными, неясным было лишь то, почему же отец –сам герой войны! – не хочет делиться ничем из того. что случалось тогда, на Балканах, с ним самим или с его товарищами… Ясно, что Георгиевский крест за пустяки не дают, но и на вопросы о его происхождении – молчание! Толя быстро «переключался» на что-нибудь другое, Леонида такое поведение отца надолго выбивало из колеи…
В то же время ему самому казались глупыми лубочные картинки, только и составлявшие с ранних лет все интересы «простых» детей, их игры с камушками и орешками, скучными все те семейно-бытовые новости, которыми они делились друг с другом… В семье же Зайцевых принято было все «внутренние» дела решать и оставлять в доме.
Нет, в этом кругу найти настоящих друзей представлялось немыслимым – не от вспыхнувших вдруг сословных предрассудков, а от слишком большого «культурного» разрыва…
Казалось бы, если не тут – то можно искать в барской семье… Но увы! У хозяев – Юрия Николаевича и Натальи Сергеевны – было много детей, но из них – всего два сына. Старшему, Андрею, уже двадцать пять, он, конечно, женат и ждет уже первенца. Младший, Марк – как раз ровесник Леониду, ему десять. Но… Известно, что может вырасти из мальчика, которого с детства воспитывали с четырьмя сестрами и кузинами одного с ним возраста! Вот и не умеет он толком с мальчиками общаться…
Толя же никаких проблем не знает. Он вообще как-то легко со всеми сходится и подо всех подстраивается – и с «простыми» то же, и с младшим Липецким… И ему удается со всеми ими дружить! Все тоже тянутся к нему – и родители радуются, повторяют «Замечательный, легкий характер!»… Да, это все действительно так – в противоположность «традиции», по которому старшему сыну и брату в семье полагается быть серьезным. Полагается – а между тем его, Леонида, «серьезность» не вызывает ничего, кроме озабоченности… Конечно – ведь младшему ребенку «природой» положено быть только забавным «живчиком» или очаровательным лентяем…
К счастью, когда в семье появились еще малыши – трехлетний теперь Ванечка и двухлетняя Нина – родители, похоже, полностью переключились на них. Во многом поэтому Леонид и полюбил младших брата с сестрой, и никогда не ревновал к ним мать – как это тоже вроде бы «полагается»… Самым лучшим временем казалось то, когда никто не привязывается. Тогда обычно и можно было погрузиться в чтение. Или – неизвестно еще, что увлекательнее и вообще лучше – оправиться к лошадям…
Последние на самом деле были извечным пристрастием Липецких. Неудивительно, что теперь огромную долю от всех доходов имения давал конезавод, а мужская половина барского семейства служила не иначе, как в кавалерии.
Старший Зайцев, понятно, должен был поэтому «по делам» бывать и на заводе, и на «образцовых» хозяйских конюшнях… Иногда он брал с собой и сыновей. Оба они, конечно, с детства полюбили лошадей, но Толя при этом был опять не очень серьезен… Эти животные для него были – лишь что-то из того, что рассказывает и показывает отец, заранее воспитывая себе смену.
А он, Леонид, с тех самых пор приучился бегать на конюшни и самостоятельно. Ему стали разрешать и погладить, и дать лакомство, научили держаться в седле… Вот только дальше вышла заминка. Никто не решался почему-то прямо спросить у Юрия Николаевича, можно ли сыну управляющего учиться ездить верхом на какой-нибудь из хозяйских лошадей… Все было, наверное, опять из-за того самого неопределенного положения: вроде бы Зайцевы уже и «их круга» - образованные, даже дворяне, и в то же время – еще совсем недавно «из народа», вроде бы почти прислуга…

_________________
To strive, to seek, to find and not to yield

В романах желательно бы хотя немного того, что побуждает человека к развитию. Это главный принцип. Я таких романов не встречал. Поэтому у молодых писателей есть выход. Но для этого необходимо создать небольшой рассказ совместными усилиями. Такая практика существует у режиссёров фильмов, когда участвует, например, военный или исторический эксперт.

_________________
Научно-идеологическая партия РФ
http://vrn-2007.flybb.ru/

А обычное наслаждение спокойным развитием интересного сюжета – да и простым даже талантливым описанием природы – разве не «побуждает человека к развитию»? Хотя бы к развитию эстетическому?

О вкусах, как известно, не спорят. Но лично мне начало представленного романа очень понравилось. Напоминает классиков прошлого. И даже в чём-то их превосходит. По обещающей занимательности сюжета.


А это уже свидетельствует только о чересчур завышенной Вашей самооценке.


Владимир Николаевич, а Вы никак в соавторы напрашиваетесь? Или в консультанты?

А «необходимо создать небольшой рассказ совместными усилиями» – это уже что-то за пределами моего понимания, уж извините. Неужто Вы имеете в виду нас с Вами?

_________________
«Счастье надо создавать своими руками»
(А. Грин, «Алые паруса»)

"наслаждаться" это не для всех. Людям необходимы реальные успехи в достижении жизненно важных целях: создать крепкую и счастливую семью, воспитать хорошо детей, иметь хороших друзей, которым можно помогать, иметь гражданскую позицию, заниматься общественной работой. Хочется узнать, что в вашем понимании СЧАСТЛИВАЯ СЕМЬЯ?


Писатель не знающий психологию не может написать о людях зрелое произведение. Что вы можете сказать о любви Наташи Ростовой?


Я вам о футболе говорил, а вы возмущались, но я оказался прав. Не вам, человеку хорошо знающему только русский язык, судить о моей самооценке. Давайте факты.


Да, нет я ищу соавтора(ов). У меня уже имеется опыт взаимодействия с поэтами непрофессионалами и писателем.


Имел ввиду до вчерашнего дня.

_________________
Научно-идеологическая партия РФ
http://vrn-2007.flybb.ru/

Глава вторая

Князь Юрий Николаевич отнюдь не был исключением в таком общем увлечении русского дворянства, как охота. Причем она была для него вовсе не чем-то из неписаных сословных «правил светского обхождения», как для кого-нибудь, нет, все было искренним…
Не у всех в семье старший Липецкий находил понимание. Сыновей и Наташу смущала жестокость этого занятия. Тогда не были в ходу крайние взгляды на защиту животных и природу, но «дети» и не впадали в крайности…Скорее – но уж в полной мере – они могли бы подписаться под словами Киплинга из знаменитой «Книги джунглей» - «Убивай ради пропитания, а не ради развлечения».
Наталья Сергеевна готова была выступать не только против этого, но и любого другого занятия мужа, которое только угрожало, по ее мнению, отдалить последнего от нее. Стоит ли говорить тут об отсутствии Юрия Николаевича дома неделями, о нескольких комнатах, забитых «трофеями» - таких, которым княгиня без труда нашла бы лучшее применение… А то, что «у всех соседей так» - это, конечно же, несерьезный довод! Жить надо только своим умом…
В августе князя известили о том, что последнее время что-то странное и неприятное случается как раз в тех местах, где он обыкновенно и охотился вместе со своими друзьями. Сгорел от удара молнии «охотничий домик», находили тела животных, умерших от каких-то неприятных болезней… Заниматься всем этим вовсе не было обязанностью Юрия Николаевича – что там должности, он вообще не находился в то время на «статской» службе! Но он никогда не хотел оставаться в стороне от какого бы то ни было, даже случайно подвернувшегося, дела. Ну а теперь не хотел и «оставаться скучать» несколько месяцев спустя…
Разумеется, этот новый отъезд – и до открытия еще сезона! – не мог не вывести из себя Наталью Сергеевну, а та в свою очередь не могла не устроить супругу скандал по его возвращении. Если бы она была хоть немного, но другим человеком, ее бы взволновало, что муж, почему-то не желая отстаивать свои права на свободное время, отвечает вяло, словно отмахиваясь… Но и на следующий день, когда глава семейства неожиданно слег с высокой температурой, она не забеспокоилась!
- В доме полно прислуги, чтобы присмотреть за ним… А вообще – если бы слушался меня и дома сидел, ничего бы не произошло!
Обязанность же «присматривать» Наталья Сергеевна возложила именно на мать Толи и Леонида, ту самую глубоко презираемую «Таньку». Быть может, даже обрадовавшись в чем-то случившемуся – теперь ведь Зайцевой можно распоряжаться в полной мере «по-барски» - она требовала теперь у нее неотлучно присутствовать у постели больного.
Ничего не изменил визит доктора, поставившего Юрию Николаевичу диагноз «тиф»… Лесные угодья оказались на деле в ту пору рассадником не только звериных, но и человеческих болезней.
- Мама, - уговаривал старший сын Андрей, - поймите же, у Зайцевых… У них дети, двое совсем маленькие… А если Татьяна Федоровна, не дай Бог, подхватит… Что тогда? Разве же у нас в доме больше некому…
- Вот оно, дождались! «Татьяна Федоровна»! Уже так с Наташей называете! Да о ней же и печетесь больше! Про отца больного даже и не вспоминают, между тем… А мне легко? Может, ты мне, любимый сыночек, скажешь еще – собственноручно сиделкой сделаться и… если на то пошло, самой рядом слечь? Вы, мол, выросли, оба родителя ни к чему теперь…
- Да что вы такое говорите, мама! Как мы можем вам такого пожелать! Вы про Марка забыли, кажется, про девочек младших… Им-то уж без вас вообще никуда… А только… Дома ведь у нас много прислуги… А если у отца заразная болезнь, то, право, лучше было бы приставить кого-нибудь… У кого семьи нет своей… Есть же у нас и такие!
- Да, есть! – выходила из себя княгиня, - Только все те, о которых ты говоришь… Они всю свою работу по дому – ту, за которую жалованье получают – всю ее делают добросовестно, от начала и до конца! А Зайцева… Эта наша недавняя «благородная», видимо, уж так себя теперь возвысила, что ничего и делать не хочет! Но надо же, вообще, хоть к чему-нибудь приставить… А если тоже заболеет – какая в том беда будет? Может даже, как выздоровеет –так и поумнеет, поймет, кто тут настоящие хозяева…
- А если все же не выздоровеет в таком случае? Разве вы, мама, потом всю жизнь себя за это не будете корить?
- «Если не выздоровеет»… А не слишком ли много ей чести? Лучше бы ты, Андрей, об отце так волновался – что с нами всеми будет, если он не поправится? Меня, родную мать, стыдишь… А между тем, разве самому не стыдно, про отца забывать ради какой-то приживалки?
«Да, действительно, главное сейчас – папу вытащить! Хоть бы все хорошо обошлось… Вообще же он ведь не очень-то слабый, на самом деле… Должен все равно, поправиться, в любом случае! Действительно, стыдно было с моей стороны забыть и не думать… Мама совершенно права!»
На этом разговор обычно заканчивался. Андрей понимал, что мать несправедлива к Зайцевой, и что это ужасно – сознательно подвергать последнюю, а возможно, и ее детей, опасности заразиться… Но внушенное чувство вины перед отцом всегда побеждало.

_________________
To strive, to seek, to find and not to yield